По поводу Сен-Готардского зрелища

Протоиерей Владислав Цыпин

246840-p
Открытие Сен-Готардского туннеля

Летом этого года в швейцарском кантоне Ури состоялось торжественное открытие Сен-Готардского туннеля, в котором участвовали лидеры европейских государств: Германии, Франции, Италии и Швейцарии. Несмотря на то, что по меркам СМИ событие безнадежно устарело, к нему всё же необходимо вернуться, чтобы поговорить о том, что же происходит с современным миром и его идеалами. Открытие сопровождалось театральной постановкой режиссера Фолькера Гессе, мотивами которой послужила легенда о Чертовом Мосте, построенном в XVI веке над пропастью на самом высоком альпийском перевале – Сен-Готарде, под которым и был проложен туннель. Согласно легенде, нечистый помог построить этот мост, потребовав взамен душу первого, кто пройдет по нему, но строители обманули его, пустив первым горного козла. В досаде обманутый бес решил разрушить мост. Он взял и понес камень непомерной тяжести, чтобы швырнуть его на этот мост, но когда он остановился и присел, чтобы отдохнуть, отложив камень, одна старушка незаметным для него образом начертила на камне крест, после чего бес уже не смог его поднять, и мост остался цел.

И вот эту благочестивую легенду современный постановщик использовал для нечестивого зрелища, где строители туннеля были представлены в виде зомби, шествующих парадным строем, после чего их тела были подвешены на цепях; где совершались неистовые пляски обнаженных артистов, обсыпанных мукой; где красовалась маска гермафродита с огромной головой, демонстрировались модели гильотины и, что самое характерное, вновь и вновь появлялись козлиные маски и – отдельно – козлиные рога. Замысел режиссера состоял, очевидно, в том, чтобы по мотивам старинной швейцарской легенды создать представление, которое бы служило своего рода квинтэссенцией западноевропейской истории и культуры. Зрители и журналисты, присутствовавшие на спектакле, разглядели в нем апофеоз оккультного Бафомета, без содействия которого, по вероятной мысли режиссера и устроителей праздника, недостижим такой триумф строительной техники, как Сен-Готардский туннель. Оккультная концепция этой диковинной мистерии в любом случае сопряжена с отречением от христианской традиции, а если вещи называть своими именами, – это была декларация преданности противнику Творца, что по-другому называется сатанизмом.

246842-p

После просмотра в интернете картинок с этой Вальпургиевой ночи или черной мессы первое впечатление устрашающей уникальности карнавала сменилось своего рода припоминанием: нечто похожее, как подсказывала память о прошлом, можно было увидеть и раньше. Карнавалы с таким же подтекстом и текстом устраивались в исторически недавние времена – около ста лет назад, и не вдали от нас, а на отечественных стогнах и улицах – в Москве и в других городах нашей страны. Назывались они комсомольскими пасхами. Конечно, их технический уровень уступал швейцарскому зрелищу. В Сен-Готарде паясничали высококлассные профессионалы, на эту феерию потрачены непомерные финансовые средства, а в нищей тогда стране Советов прибегали к самодеятельности, и обходилась она почти без затрат, но атмосфера празднества была почти та же, с тем же пафосом отречения от «старого мира» – от христианской традиции. И, что примечательно и знаменательно, эти действа совершались и в Советской стране, и в Швейцарии в присутствии высокопоставленных особ – политических лидеров, любовавшихся зрелищем и аплодировавших ему, с той только разницей, что в Советской стране это были коммунистические вожди, откровенные противники христианства, а среди почетных зрителей в Сен-Готарде оказались политики иных ориентаций и даже, что особенно обескураживает, – христианские демократы.

На первый взгляд, сближение современного Запада с революционной Россией может показаться несуразным: какие могут быть параллели между страной с деспотическим режимом большевиков и преизбыточествующим свободами Западом. Но это только на первый взгляд. Если же всмотреться и вдуматься в эти феномены, то обнаружится много общего. Начнем с того, что и у нас тогда тоже ценили свободу и пели: «В царство свободы дорогу грудью проложим себе». Пели до революции, когда еще только мечтали о царстве свободы, пели и после нее, когда эту светоносную дорогу уже проложили. И никто из вождей революции не отвергал ни свободу, ни демократию. Правда, свободы бывают разными, разными бывают демократические порядки, и разными бывают права. В иных случаях интерпретация этих прав поражает своей оригинальностью. Совсем недавно, например, было сказано, и высокопоставленными устами, что защищаемые всею мощью вооруженных сил самой богатой страны мира права человека – это в первую очередь права лиц нетрадиционной ориентации, каковых традиция ассоциирует с библейским Содомом. Так вот, одной из новаций советского уголовного права стала как раз декриминализация содомских девиаций. Соответствующий юридический акт был принят в 1922 г., задолго до того, как подобные новшества вошли в законодательство западных государств. В 1928 г. в Копенгагене была учреждена «Всемирная лига сексуальных реформ». На конгрессе, провозгласившем образование этой лиги, целью которой была борьба с преследованием за сексуальные девиации, в пример ставился СССР.

246843-p
Антирелигиозное представление на улицах Москвы. 1931 год

А рядом стоят и другие параллели между законодательством первых лет советской эпохи и современного «цивилизованного» Запада, причем приоритет тут везде за нашей страной: разводы по желанию одной из сторон, без иных оснований, кроме как «не сошлись характерами, взглядами, привычками, вкусами, хотя бы только гастрономическими»; легализация абортов, узаконенных в Советской России в 1920 г., в то время как в Великобритании аналогичная юридическая новация относится к 1967 г., а в США – к 1973 г., так что по части «свобод» и «прав человека» наша страна опередила Запад на целую эпоху. Отечественные приоритеты можно почерпнуть и из иных сфер, заслуживающих более взвешенной и, вероятно, более уважительной оценки, например, во всем, что связано с искусством авангарда.

246846-pСлучайными подобные параллели, при таком их изобилии, быть не могут. Это системные параллели. На чем же они основаны? Ответ очевиден – на противостоянии христианству. У нас поход против Христа и Его Церкви носил характер кавалерийской атаки, которая захлебнулась через несколько десятилетий после ее начала, – по историческим меркам это короткий срок. И все же дорогу в царство современных свобод и прав прокладывала Россия, а за нею последовал уже Запад, разумеется, сохраняя свою специфику, вроде свободы частного предпринимательства, поставленной во главу угла еще Великой французской революцией, впервые провозгласившей частную собственность священной, в чем, правда, российские революционеры и, в частности, большевики за ней не последовали, несмотря на весь свой пиетет перед кровожадными вождями той революции – Маратом и Робеспьером.

Несогласные с подобным сближением поклонники Запада и заодно противники большевизма, возражая, напомнят, вероятно, не только о священной частной собственности, о рынке, о прелестях капитализма и отсутствии этих прелестей в Советском Союзе, но и о советском тоталитаризме. Наличие параллелей не обозначает тождества. Хотя рыночная экономика и существовала у нас в 1920-е гг., во времена нэпа, но фавором она в действительности не пользовалась, а затем была и вовсе упразднена за ненадобностью. Это правда. А вот что касается тоталитаризма, то эта материя не так проста, как она выглядит в расхожих представлениях. Одна из общепринятых характеристик тоталитаризма – тотальный контроль со стороны государства за населением. Так вот, оставив в стороне нюансы политического строя, сравним, где больше такого контроля, в свое время остроумно названного колпаком, – в странах с тоталитарными режимами 1920-1930-х гг. или, например, в таком современном государстве, как Соединенные Штаты, с их электронным всемогуществом.

246839-p

И еще по теме пресловутого тоталитаризма: в России в годы революционной смуты люди страдали не от чрезмерного присутствия государства, что значило бы – от тоталитаризма, а от его отсутствия, от пугачевщины, разливанное море которой затопило не только новороссийские степи вокруг Гуляй-Поля, не только те регионы, где буйствовали Махно, Петлюра, атаман Григорьев и подобные им колоритные персонажи. От анархии страдали обыватели и там, где было больше порядка, где он устанавливался белыми или красными властями. На то она и смута, в пучину которой повержена была тогда Россия и которая, конечно же, лучше рифмуется с анархией, чем с засилием государства.
Есть и еще одна причина для того, чтобы поставить под вопрос ставшую уже клише либеральной публицистики характеристику сложившейся у нас по окончании гражданской войны и просуществовавшей затем до конца 1980-х гг. политической системы как тоталитарной. Классическая интерпретация этого термина предполагает всесилие государства, тотальную подчиненность ему экономики, общественных организаций и структур. Тоталитаризму противопоставляют политическую систему, в которой гражданское общество, то есть общественные организации и негосударственные структуры, обладают высокой степенью влияния. Так вот, у нас в советскую эпоху государство не стояло на вершине властной пирамиды – как раз наоборот, оно было оттеснено на обочину. А на вершине пирамиды помещалась общественная организация – коммунистическая партия, которой не юридически, но фактически подчинены были все органы государственной власти, так что это был своего рода триумф гражданского общества над государством, иными словами, система, прямо противоположная классическому тоталитаризму. Это был режим не тоталитаризма, но идеократии. А прогрессистская и антихристианская идеология правящей партии как раз замечательно вписалась бы в современные тренды.

Вписалась бы, но не вписалась, и главным образом по той причине, что некоторые из завоеваний Октября, как принято было выражаться в тот период, вроде уже упомянутой декриминализации абортов, были затем выброшены в мусорную корзину. Апологеты современных – это необходимо подчеркнуть: именно современных, а не существенно отличающихся от них классических либеральных ценностей, – которых поэтому лучше называть не либералами, а либертарианцами, не все и не всегда, но нередко обнаруживают весьма теплые чувства по отношению к первым годам советской эпохи с их комсомольскими пасхами, при этом испытывая кичливую неприязнь к тому, как пошли дела у нас позже. При взгляде на историю с либертарианской башни, регресс заключался в том, что в 1930-е гг. в СССР происходили процессы, которые можно охарактеризовать как своего рода реакцию на революцию, хотя и без отречения от нее.

В действительности политические тенденции 1930-х гг. были разнонаправленными. Имели место и реакция на революцию, и ее форсирование. Так, самый жестокий удар по Церкви был нанесен в конце 1930-х гг., уже после того, как в 1936 г. была выброшена на помойку официозная в 1920-е гг. концепция российской истории, разработанная академиком М.Н. Покровским, выдержанная в самых отъявленных русофобских тонах, после того как в том же 1936 г. была удалена из театрального репертуара комическая опера «Богатыри», либретто которой было написано одним из самых беззастенчивых хулителей Христа – Демьяном Бедным. В этом его опусе в карикатурном, фарсовом виде представлены были события, связанные с Крещением Руси и святым Владимиром. В специально изданном по этому поводу постановлении Комитета по делам искусств Крещение Руси было охарактеризовано как прогрессивное событие, разумеется, на языке марксисткой схоластики: потому что оно-де способствовало переходу Руси к высшей в ту пору формации – феодализму. А два года спустя этот либреттист и баснописец был даже исключен из ВКП(б) и заодно из Союза писателей.

246847-p

В 1930-е гг. был реабилитирован патриотизм, хотя и с ограничительным определением – советский, в то время как в предыдущее десятилетие патриотизм трактовался как явление сугубо реакционное, присущее лишь имущим классам, и ему противопоставлялся пролетарский интернационализм, так что упомянутым выше историку М. И. Покровскому и литератору Демьяну Бедному предъявлялось уже обвинение в «антипатриотизме» и «очернительстве России». Впрочем, в 1990-е гг. российские печать и телевидение снова обрушились на патриотизм: самый громогласный пароль тех лет – «патриотизм – прибежище негодяев», правда, в этой новой серии остервенелой русофобии патриотизму противопоставлялся уже не «совковый», как тогда изящно выражались, интернационализм, а космополитизм. А ведь без реабилитации патриотизма была бы немыслима победа в Великой Отечественной войне: существовавшие в легкомысленных головах иллюзии по поводу интернационализма германского пролетариата разбились в прах в самом начале войны, а русские люди самоотверженно сражались и погибали не за то, чтобы жить в мире «без Россий и Латвий», как мечтал поэт на заре советской истории, но совсем напротив: за то, чтобы жила Россия.
В 1934 г. была восстановлена существовавшая в Российской империи и отмененная в 1922 г. уголовная ответственность за содомию. В 1936 г. аборты без медицинских показаний к ним были поставлены в ряд уголовно наказуемых деяний. Их новая легализация относится уже к 1955 г. Между тем, с христианской точки зрения убийство нерожденных младенцев – это именно убийство. Кровь невинных младенцев с 1920 по 1936 г. лилась потоком, превосходящим многократно кровь расстрелянных в эти же годы. В 1943 г. имела место частичная нормализация церковно-государственных отношений, но в конце 1950-х гг. Н.С. Хрущев возобновил гонения на Церковь.

Разнонаправленность политических трендов характеризует историю России всего XX века, до конца столетия. Поэтому дать итоговую оценку переломным событиям рубежа 1980-1990 гг., решить, каким математическим знаком, плюсом или минусом, их следует оценить, подвести баланс «благодеяний» и «злодеяний» этих лет – представляется патриотически мыслящим православным христианам головоломной задачей. Не затрагивая многих и по-своему важных деталей происшедших тогда перемен, вроде отмены цензуры, свободы выезда за рубеж, укажем на их главные результаты: с одной стороны, Православной Церкви, равно как и другим религиозным общинам, дарована была свобода, а с другой – развалилось государство, которое созидалось в течение многих столетий дорогой ценою, кровью и потом десятков и сотен миллионов людей, так что границы государства в 1991 г. вернулись приблизительно к тем пределам, в которых оно существовало в XVII веке, вне России осталась даже «мать городов русских» – Киев: это была катастрофа, подобная той, которую пережила Сербия, когда у нее отняли Косово. А еще – шумная и оказавшаяся заразительной пропаганда греха во всевозможных его разновидностях, вплоть до самых экзотических. Так что баланс перемен, которые наступили в результате «перестройки», подвести действительно нелегко. Но в этом ведь и нет принудительной необходимости, тем более что для подведения итогов требуется историческая перспектива. Важно только добро называть добром, а зло злом, а для такого различения нет нужды в калькуляциях. Слава Богу, что в XXI веке вектор перемен изменился, и, как очевидно, в сторону восстановления государства и уважения к традиции. Последствия буйных лет новейшей российской смуты постепенно идут на убыль, поворот в сторону от безумия комсомольских пасх обозначился явным образом.

Сен-Готардский туннель
Сен-Готардский туннель

А что же Запад? Совершится ли его отрезвление и исцеление, его возвращение на почву христианской традиции? Трудный вопрос. В наше время и там не все так однонаправленно, как это было еще недавно. Появились и там новые тренды – по городам и весям Западной Европы дует сирокко, ветер с юга. Многим он не по нраву, а из тех, кому от этого ветра неуютно, далеко не все сохраняют пристрастие к Сен-Готардскому зрелищу и к картинкам в газете «Шарли Эбдо». Ведутся поиски и иных выходов из складывающейся драматической ситуации. Современная романистка Елена Чудинова назвала свою успешную книгу «Мечеть Парижской Богоматери». Это злая сатира и предостережение. Но еще вопрос, что хуже: Европа Вальпургиевых ночей и черных месс, одним словом, постхристианская Европа, как она себя сама переименовала, или ислам в Европе; cобор, ставший мечетью, или церковь, переделанная в ночной клуб, в подмостки для дискотеки, для зрелищ, подобных Сен-Готардской мистерии-буфф. Лучше, конечно, чтобы собор оставался христианским храмом. Но для этого Запад должен пережить метаморфозу, потому что сен-готардская болезнь зашла глубоко и поразила жизненно важные органы. Дай Бог, чтобы было еще не поздно. Если подобная перспектива у него существует, то уроком и примером ему мог бы послужить опыт, почерпнутый Россией в XX веке, опыт ее провалов в бездну и ее отрезвления.

www.pravoslavie.ru